1896
Исторический рассказ.
Последнее время жизнь Розы Либерманн отчаянно не ладилась. По непонятной причине она вдруг стала одного за другим терять своих постоянных богатых клиентов. Сначала покровители стали реже посещать Розу, затем стали появляться просто редко, и наконец их визиты и вовсе прекратились. На смену старым клиентам пришли новые, которых Роза и клиентами-то, строго говоря, не считала. Новые платили мало – мало настолько, что Роза не успела оглянуться, как вместо апартаментов в одном из престижных районов Люксембурга она вдруг очутилась на съемной комнате в рабочем квартале с долгом за несколько месяцев, так что хозяйка каждый день угрожала прогнать ее.
«Как же так? – спрашивала себя Роза, стоя в одном нижнем белье перед зеркалом. – Неужели я подурнела и сама этого не замечаю?»
Роза была невысокого роста, но так хорошо сложена, а части ее маленького тела – так пропорциональны, что ее фигуру можно было назвать идеальной. Покрутившись достаточно долго, чтобы внимательно изучить свое отражение со всех сторон, она сделала окончательный вывод: «Нет! Дело точно не во мне!». Роза провела руками по груди и, чуть приподняв ее, еще раз взглянула в зеркало: «Ах, мучительные переживания последних месяцев, кажется, только сделали меня стройнее». Довольная осмотром, она села на кровать, которая издала резкий пружинный стон, и, подперев рукой подбородок, задумалась: «Но если дело не во мне, то почему же они перестали ходить? И все сразу! Как будто нашли себе развлечение поинтереснее и поприятнее… Или, может быть, сейчас модно быть верными своим женам?» Роза представила своих знакомых буржуа, занимающихся любовью с их пресными женами, и эта мысль даже заставила ее улыбнуться. Улыбка, однако, в ту же минуту исчезла с лица Розы: она понимала, что какова бы ни была причина, отвернувшая от нее бывших поклонников, надеяться на их внезапное возвращение и возврат к жизни дорогой куртизанки не приходилось.
Теперь Роза думала уже о том, как бы не скатиться до положения публичной шлюхи из дешевого борделя. Пока у нее была своя комната, можно было самой определять цену, можно было выбирать клиентов и таким образом сохранять хотя бы какую-то иллюзию благородства занятия. «Но стоит раз оказаться на улице, и обратной дороги уже не будет», – Роза представила обезображенных сифилисом женщин и невольно потрогала свой нос. «А ведь бывает куда ужаснее. Смерть может придти от любого праздного уличного негодяя. Или, хуже того, можно стать добычей кровавого маньяка, так что фотографии твоих внутренностей появятся на страницах газет» – подумала Роза и вздрогнула: лондонские события десятилетней давности были еще очень живы в памяти жителей Европы. Картины одна ужаснее другой представали в ее воображении, и поскольку долг за комнату рос с каждым днем, события грозили развиваться только в худшую сторону. Выхода из сложившейся ситуации Роза не видела или, вернее, не хотела видеть. На самом же деле, ей было вполне по силам расплатиться за комнату, но для этого нужно было немало работать, а Роза, хотя и отказывалась себе в этом признаться, искала любые предлоги, чтобы этого не делать: работа ей опротивела. Внутренняя – физиологическая – сторона дела, разумеется, осталась неизменной, но перемены внешние сделали работу совершенно невыносимой. Главная перемена, повлекшая за собой и все остальные, заключалась в смене клиентуры, а если и есть какая-то профессия, успех в которой целиком зависит от отношения к клиентами, то это, несомненно, проституция. Своих новых посетителей – это были лавочники, студенты, мелкие чиновники, рабочие и прочие простолюдины – Роза искренне ненавидела. Ее раздражали их неопрятный вид, неуклюжие манеры, поспешность в деле и мелочность при расплате. Но больше всего Роза презирала их за то, что они воспринимали связь с ней как сделку, как обмен, тогда как сама она считала это тонким ремеслом, граничащим с искусством. Если былые почитатели давали ей возможность почувствовать себя художником, снисходящим до обмена своего шедевра на презренный металл, и можно было не сомневаться, что половой акт – это далеко не главное в их встречах, то новые же давали ясно понять, за что именно они отдают свои франки, и не оставляли ни малейшего простора для фантазий. Пуще других отвращение у Розы вызывали так называемые пролетарии – работяги самого низшего сорта: их одежда была невообразимо грязной, и грязнее нее был, пожалуй, только их язык; они были крайне грубы, нередко рвали нижнее белье и все время норовили перейти границы дозволенного; даже деньги, которыми они расплачивались, были омерзительны – старые, мятые, засаленные купюрки самого маленького достоинства. Одна только мысль, что ей придется снова иметь дело с пролетарием, заставляла Розу морщиться от брезгливости. «И что я вообще делаю в этом Люксембурге? Я достойна большего. В конце концов, мне всего двадцать шесть, и я крайне привлекательна. Я вполне могу выйти замуж за какого-нибудь богача или, на худой конец, хотя бы сменить профессию», – задумалась Роза, и в этот момент, словно в ответ на ее размышления, послышался стук в дверь и мягкий мужской голос позвал: «Фрейлейн Либерманн?»
Роза, не ожидая от непрошенного визитера ничего хорошего, встала с постели, накинула легкий шелковый халат и осторожно приоткрыла дверь. С первого взгляда было понятно, что этот посетитель разительно отличается от того сброда, который окружал Розу в последнее время, – это был джентльмен. «Фрейлейн Либерманн?» – спросил незнакомец. «Да», – ответила Роза. «Добрый день. У меня есть к вам дело», – сказал он и, чуть подавшись вперед, так что Розе ничего не оставалось, как только отойти в сторону, вошел в комнату. Роза не успела опомниться от удивления, а гость, нимало не стесняясь, уже взял табурет, стряхнул с него пыль перчатками, сел, положив ногу на ногу, и, поскольку в комнате не было другого стула, жестом предложил Розе сесть на кровать. Будь это какой-нибудь рабочий, Роза тотчас прогнала бы его, но внешний вид незнакомца говорил о том, что этот человек, по крайней мере, не беден, и, кроме того, неизвестно откуда взявшееся предчувствие подсказывало, что эта встреча может сыграть важную роль в ее жизни. Роза покорно села на кровать, и некоторое время незнакомец, не говоря ни слова, внимательно смотрел на нее. В свою очередь, Роза с любопытством разглядывала незнакомца. Лицо его, безусое и с нежной кожей, было очень юным – ему никак нельзя было дать больше двадцати пяти лет, но костюм совсем не соответствовал этому возрасту – молодой человек был одет в черный пиджак несколько старомодного покроя, жилет в тон и темно-серые брюки. На этом фоне резко выделялся ярко-красный аскотский галстук, завязанный с филигранным мастерством. На коленях молодой человек держал цилиндр и тяжелую трость с металлическим набалдашником в виде ладони, обнимающей шар с выгравированными буквами: P.R..
Первым молчание нарушил гость: «Прежде всего, сколько стоит час вашего времени?». Хотя этот вопрос был совершенно уместен и задан в очень вежливой форме, Роза, без всяких на то оснований ожидавшая от незнакомца чего-то необычного, почувствовала себя обиженной. Она тут же поняла, что этот юнец – всего лишь сынок богатых родителей, сбежавший с уроков, чтобы «почувствовать себя мужчиной». Решив так, Роза подосадовала, что так легко поддалась первому впечатлению, и захотела проучить мальчишку: сейчас она назовет цену вдвое большую, и если у него не окажется такой суммы, то можно будет сказать, чтобы он возвращался домой и попросил у мамочки еще, а если у него есть столько денег, то он, конечно, не посмеет торговаться и заплатит сполна.
«Пятьдесят франков», – сказала Роза. Молодой человек, не медля ни секунды, положил цилиндр и трость на тумбочку у постели, достал бумажник и аккуратно положил несколько купюр рядом с цилиндром.
«А теперь, – сказал он, – будьте любезны, ответьте на несколько моих вопросов. Роза Либерманн – ваше настоящее имя?» Услышав этот вопрос, Роза посочувствовала юноше: он только что безропотно заплатил в два раза больше, чем следовало, а теперь, как это часто бывает с мальчиками из хороших семей, впервые посещавшими проститутку, решил «поближе познакомиться». Чтобы помочь стеснительному клиенту и заодно побыстрее закончить это дело, Роза обворожительно улыбнулась и мягко произнесла:
«Да, я действительно Роза. А как зовут тебя, красавчик?»
«Петр Родимов», – ответил молодой человек и продолжал: «Вы родились в Люксембурге?»
«Ему, наверное, мама запретила связываться с девушками не из Люксембурга», – усмехнулась про себя Роза, но виду не подала. «Я родилась из пены моря твоих фантазий», – сладострастно сказала она.
Петр слегка улыбнулся и задал следующий вопрос: «Сколько вам лет?»
Роза, которой этот допрос начал надоедать, скинула с плеч халатик и хотела подняться с постели, но тут гость повел себя странно – вытянув вперед руку, останавливая Розу, он сказал: «В этом нет необходимости, просто отвечайте на мои вопросы. Сколько вам лет?»
Удивленная Роза снова надела халатик и молча смотрела на чудака. Тот, однако, как ни в чем не бывало, повторил вопрос: «Так, сколько?»
Роза в самом деле разозлилась: «Если вы хотите получить ответы на эти вопросы, ступайте в полицейский участок! Я вовсе не обязана отвечать! Я беру деньги не за рассказы о своей жизни!»
После небольшой паузы Петр спокойно сказал: «Насколько я понимаю, вы берете пятьдесят франков за обычный половой акт. А сколько стоит необычный?»
Роза вскипела: «Я не занимаюсь всякой мерзостью! Если вы ищете извращенных удовольствий, то катитесь прочь – здесь вы их не найдете!»
«Что вы! Я не имел в виду ничего в этом роде, – поспешил заверить Родимов. – Просто я рассудил, что если уж вы воспринимаете мои вопросы как что-то выходящее за рамки общепринятого, то было бы справедливо заплатить за ответы, как за извращения. На самом же деле, я пришел предложить вам работу, совершенно отличную от вашего настоящего занятия, – работу, которая, если вы примете мое предложение, изменит вашу жизнь навсегда».
«Что за работу?» – спросила Роза, не ожидавшая такого развития событий.
«Такую работу, – сказал Петр воодушевленно, – которая принесет вам известность, славу поклонение мужчин и уважение женщин».
Тут он резко переменил тон и заговорил серьезно, как учитель, объясняющий ученику задание: «Но прежде вы должны будете ответить на мои вопросы. Вы должны отвечать честно, потому что от ваших ответов зависит, годитесь ли вы для такой работы, а ошибиться мне бы крайне не хотелось – времени не так много». Нахмурив брови, Родимов, испытующе посмотрел Розе в глаза: «Вы понимаете?» Хотя она пока ничего не понимала, Роза машинально кивнула – она была словно загипнотизирована этим человеком, который теперь уже вовсе не казался ей молодым.
Петр же достал из кармана пиджака маленькую записную книжку в кожаной обложке и с самопишущим пером на тонкой цепочке, ободряюще улыбнулся и сказал: «Итак, на чем мы остановились? Ваш возраст?»
В первую секунду Роза хотела по привычке соврать, но тут же почувствовала, что именно такой обман, если он потом раскроется, Родимов мог посчитать знаком своей ошибки, а заставить его ошибиться – Роза вдруг поняла это с предельной ясностью – ей бы крайне не хотелось. «Двадцать шесть», – сказала Роза и пожала плечиками.
Петр сделал пометку в записной книжке и продолжил: «Ваши родители?»
«Отец занимался торговлей деревом, мы жили довольно хорошо. Мама вела хозяйство и заботилась о нас. Нас было пятеро».
«У вас, надеюсь, детей нет?»
«Нет», – ответила Роза и почему-то обрадовалась, что детей нет.
«Ваш отец – еврей?»
«Да»
«Вы учились?»
«Да, я окончила гимназию в Польше»
«В гимназии у вас был курс философии?»
«Кажется, нет, но, возможно, да», – уклончиво ответила Роза, не уверенная, какой вариант будет правильным и скажет в ее пользу: она готова была воспользоваться любой возможностью, чтобы оставить свое нынешнее занятие, и, кроме того, слова «слава», «известность» и «поклонение» еще звенели в ее ушах.
«Хорошо, – сказал Петр. – Теперь я постараюсь объяснить суть работы, делая, конечно, поправку на ваше образование. Вы, конечно, не интересуетесь политикой и не следите за мировыми новостями?»
«Не очень», – скромно ответила Роза.
«Да, такую роскошь как безразличие к политике сейчас могут позволить себе только работники древнейшей профессии», – сказал Петр, вставая с табурета. Он стал прохаживаться по комнате, которая была настолько маленькой, что, сделав всего пару шагов, он был вынужден разворачиваться и двигаться в другую сторону.
«Видите ли, Роза, – начал Петр, – сейчас в мире происходит смена историообразующих сил». Он сделал паузу, снисходительно улыбнулся и пояснил: «Все меняется, Роза». После этого он еще некоторое время молчал, собираясь с мыслями, а потом продолжил:
«Раньше все в мире зависело от довольно небольшого числа людей, прежде всего – самых богатых, но в то же время нередко и самых образованных, благородных и талантливых людей. Остальные же люди, главными характеристиками которых были бедность, серость и бесправие, должны были безоговорочно подчиняться. И они знали свое место! А сейчас, в результате длительных и сложных исторических процессов, в объяснение которых я не буду пока вдаваться, эта людская масса, во главе которой нынче стоят рабочие, не только требует, чтобы ее замечали, с ней считались и советовались, но и претендует на самостоятельное принятие решений. Более того, после веков покорности право самим что-либо решать стало для этих людей важнее, чем их реальные повседневные нужды. Они похожи на ребенка, который новую дрянную игрушку предпочитает всем прочим, просто потому что она – новая. К бывшим же правителям массы накопили такую ненависть, что отказываются их слушать, даже если те выступают в их интересах, и стоит кому-то сверху указать массам, что им следует делать, как тут же улицы заполняют баррикады, мостовые разбираются на булыжники и все идет по известному сценарию. Бывшие классы в растерянности, сдают позиции одну за другой и не знают, как контролировать ситуацию. И если они упустят время, и власть в самом деле захватят массы, то тогда… тогда цивилизации придет конец. Не больше и не меньше! Но мы – я и небольшая пока группа единомышленников – намерены этого не допустить. Мы разрабатываем методы управления массовым сознанием. Проще говоря, мы выясняем, во-первых, как управлять массами таким образом, чтобы они не замечали управления, а воспринимали происходящее как продукт собственных решений, и во-вторых, как убеждать массы, что то, чего хотим мы, – это именно то, чего хотят они. Проделана уже немалая работа – проведены исследования самого различного характера, подготовлена научная база. И пока еще не слишком поздно, нужно поспешить с практическими опытами. Один из наших экспериментов – создание лидеров массового движения. Задача этого эксперимента – в кратчайший срок и с минимальными затратами из посредственного человеческого материала создать персонаж, который массы будут воспринимать как своего вожака. Вам, Роза, я и предлагаю стать этим персонажем». Петр остановился, замолчал и спокойно посмотрел на Розу.
Роза же, которая, как могла, старалась уследить за мыслью Родимова, робко спросила: «И что мне нужно будет делать?»
Петр усмехнулся, снова сел на табурет и сказал: «Хм… сразу так всего не расскажешь. Главным образом, вам нужно будет говорить то, что я вам скажу, и делать то, что я вам скажу. За это, кроме упомянутой выше славы, вы будете получать от меня неплохое денежное вознаграждение. И, кроме того, говорят, любая девушка мечтает стать актрисой, не правда ли? Если вы согласитесь, то ваша жизнь превратится в одну непрерывную театральную постановку. И не волнуйтесь, я не заставлю вас делать ничего предосудительного, – тут в его глазах мелькнула лукавая искорка. – Вернее, что бы вы ни сделали, это не будет считаться предосудительным. Ну, что, вы согласны? Прошу, отвечайте быстро, потому что времени у нас в самом деле очень мало». Петр выжидающе посмотрел на Розу.
«Согласна, – негромко сказала Роза. – Только объясните мне, почему вы выбрали именно меня?»
«Я выбрал вас, – Родимов самодовольно улыбнулся, – потому что я люблю трудности. Ведь что может быть труднее, чем сделать предводителем масс женщину из буржуазной семьи, малообразованную, да к тому же еще еврейку и проститутку! Последнее, впрочем, даже хорошо…»
«Почему?» – спросила Роза, не предполагавшая, что из ее занятия можно извлечь какую-то выгоду.
«Дело в том, что хотя нынче пролетарии любят рассуждать о высоких идеалах, нравственности и всеобщем светлом будущем, внутри они остаются тем, чем были и будут всегда, – толпой дикарей без каких-либо моральных принципов. Их поступками по-прежнему руководят примитивные инстинкты. Все низменное и непристойное, все грязное и скабрезное неизменно привлекает их и пользуется у них успехом, – Петр повысил голос и стал смачно выплевывать слова – А потому нет вернейшего способа добиться их внимания, чем прослыть настоящей шлюхой, дешевой потаскухой, которая готова на все, ради обладания содержимым рабочих штанов!»
Роза в страхе смотрела на Родимова, но его лицо в ту же секунду снова приняло спокойное выражение и он деловито продолжал: «Кстати, соберите вещи. Вечером я пришлю к вам человека – вы сегодня же переезжаете в публичный дом мадам Коко». Заметив испуг Розы, Петр поспешил успокоить ее: «Не волнуйтесь! Вы должны доверять мне! Без взаимного доверия у нас ничего не получится. Ваш переезд – это первый этап нашей работы. Это заведение с хорошей репутацией, мадам Коко – моя добрая подруга, и все будет устроено так, что ни один мужчина не прикоснется к вам и пальцем, если вы этого не захотите»
Видя, что Роза по-прежнему сомневается, Петр продолжал: «Поймите же, особенность нашего метода заключается именно в том, что с вами ничего не будет происходить на самом деле. Важно лишь, чтобы это происходило в коллективном сознании рабочих, которое, как сознание всех дикарей, очень впечатлительно. Подумайте сами, если вас и вправду познают несколько тысяч рабочих, так ли легко мне будет потом убедить всех, что вы еще в гимназии включились в подпольное революционное движение? Нет! А так, после того, как вы поживете некоторое время у мадам Коко и прославитесь как записная блядь, мы сделаем так, что они забудут об этом и станут почитать вас как образец революционной чистоты, борца за права женщин и хранительницу двенадцати половых заповедей пролетариата. Не сомневайтесь, они поверят в это! А остатки слухов о вашем истинном прошлом мы тоже обратим в свою пользу, представив все это как ваше секретное оружие в классовой борьбе. Вы мне доверяете?» Роза кивнула головой.
«Ну, вот и хорошо! – весело сказал Петр. – А еще вам придется взять другую фамилию!» Опережая вопрос Розы, он пояснил: «Во-первых, потому что в кругах, где вам предстоит вращаться, никто все равно не пользуется настоящими именами, а во-вторых, потому что фамилия тоже должна быть полезной. Отныне ваша фамилия будет Люксембург!»
«Почему?»
«Ну, как же?! – сказал Родимов. – Будут говорить, что это потому, что вас трахал весь Люксембург!» Тут он хлопнул себя по коленке и залился хохотом.
Чуть успокоившись, он шутливо погрозил Розе пальцем и сказал: «Не вздумайте спорить. Я уже все хорошенько обдумал, и эта шутка мне чертовски нравится!»
Он достал из кармана часы: «Так, мне пора идти, поэтому – два последних вопроса, чтобы я мог начать готовить для вас идейную базу. Первое, с какой стороны кровати вам больше нравится спать?»
«А как это связано с идейной базой?» – изумилась Роза.
«Просто я считаю, что некоторые решения непринципиального характера вы должны принимать сами, но в то же время вы вряд ли сможете ответить, какое крыло социал-демократии вы предпочитаете – левое или правое», – сказал Петр.
«Я люблю спать справа»
«Хорошо. И последнее – какие чувства у вас вызывает слово «мильеранизм»?»
«Ммм… теплый, липкий, с мерзким вкусом и запахом», – быстро ответила Роза.
«Превосходно! – улыбнулся Родимов. – У меня – такие же. Я уверен, мы с вами превосходно поладим. Мой человек придет сегодня в восемь, а завтра я навещу вас у мадам Коко. С вашей хозяйкой я расплачусь немедленно». Петр встал, взял цилиндр и трость.
«Всего доброго, Роза», – с этими словами он поклонился и вышел.
