Элементаль

Элементаль

1

Летом 2013 года я гостил на даче у Пети Мироненко – моего старого друга, с которым мы когда-то вместе учились в школе. Его отец праздновал день рождения, поэтому кроме меня было много других гостей. Петя знакомил меня с приезжающими гостями, но я, предполагая, что никогда больше ни с кем из них не увижусь, особенно не утруждал себя запоминанием их имен и подробностей их биографий. На одного из прибывших гостей, однако, Петя специально обратил моё внимание.

Мы тогда были в комнате на втором этаже и услышали, что во двор въезжает машина. Выглянув в окно, мы увидели темно-синий Ниссан.

–       О, это дядя Саша, – сказал Петя, – видишь, какие номера?

Номера, на мой взгляд, были самые обыкновенные, но, впрочем, я никогда не придавал значения автомобильным номерам, хотя и знал – об этом в России не знают только самые счастливые люди, – что в цифрах и буквах этих маленьких табличек вполне явственно отражается средневековое устройство нашего общества. Неудивительно, что многие считают умение определять по номерному знаку социальное положение владельца машины одним из необходимых навыков для выживания.

Из Ниссана вышел человечек в бежевом костюме, надетом поверх белой футболки.

–   Дядя Саша, – продолжал Петя, – работает в прокуратуре, или в ФСБ или в Следственном комитете. Короче, где-то там. Серьезный человек, полковник, кажется. Он вообще редко приезжает, я даже не помню, когда он последний раз приезжал.

Мы с Петей спустились на первый этаж встретить дядю Сашу. Он оказался невысокого роста, толстоватый, смуглый, почти лысый и совсем не страшный. В отличие от других гостей, которые Петю обнимали и целовали, дядя Саша только пожал ему руку. Пожал он руку и мне, и хоть ладошка у него была маленькая, а пальцы пухлые, но пожатие, как я и ожидал, оказалось тяжелым. После этого он сразу потерял к нам интерес, поздоровался с женщинами на кухне и прошел на задний двор, где петин папа и остальные мужчины готовили шашлык.

В следующий раз мы встретились с дядей Сашей уже только за ужином. Он пил водку и пил хорошо, не пропуская ни одного тоста и каждый раз осушая рюмку до дна. Говорил он очень мало, тост произнёс совершенно формальный и даже когда за столом возникал спор, сидел тихо, предпочитая высказыванию своего мнения очередную ложку салата. Даже когда зашел разговор о коррупции и петин папа, уже довольно пьяный, показывал пальцем в сторону дяди Саши и с пылом говорил, что «в конечном итоге все из-за них», потому что «они крышуют» и так далее, дядя Саша только мотал головой и скромно улыбался. Я тоже сильно напился и пару раз вставлял в дискуссию язвительные реплики.

Поздно ночью, когда все гости уже давно легли спать, в столовой остались только я и Петя. Перед нами стояла недопитая бутылка водки. Ни один из нас больше пить не мог и не хотел, но почему-то мы, по молчаливому согласию, решили не расходиться, пока бутылка не будет опустошена. Мы вели обычный для таких случаев разговор, в котором собеседники, во-первых, способны держать в голове только тему разговора в самом общем виде, но не детали, во-вторых, нарушают в своих рассуждениях правила формальной логики, а в-третьих, постоянно ожидают шутки и смеются, хотя ничего смешного не сказано.

Нас освещали лампы вроде тех, что обычно висят над столами в бильярдных. Остальной дом был погружен в темноту. Вдруг в дверном проёме появилась фигура, и мы с Петей отвлеклись от мучительного разговора. На лицах у нас застыли неестественные улыбки. Когда же фигура вышла из тени и оказалось, что это дядя Саша, мы собирались было продолжить разговор, но вдруг поняли, что оба не помним, на чем остановились. Повисла тишина. Дядя Саша был в футболке и в семейных трусах. Не обращая на нас внимания, он подошел к электрическому чайнику, поднес к нему руку и, обнаружив, что чайник холодный, нажал на кнопку. Чайник стал нагреваться. Дядя Саша огляделся и, не найдя того, что искал, подошел к раковине, в которой была свалена гора грязной посуды. Он достал из раковины чайную чашку и блюдце, сполоснул их водой из-под крана и поставил на стол рядом с нами. Только теперь он посмотрел на меня, на Петю и на бутылку водки, а потом сел к столу. Лицо у него было осоловевшее.

–       Ну, что замолчали, орлы? – спросил он.

–       Да мы сейчас допьем и спать пойдем, – сказал Петя.

–       А осилите? Может, вам помочь?

–      Давайте, – сказал Петя, сделал движение, словно хотел встать из-за стола, очевидно, чтобы достать из серванта рюмку для дяди Саши, но тут же сел обратно на стул, положил локти на стол и так и остался сидеть.

Дядя Саша опустил голову, покрутил на блюдце пустую чайную чашку и вздохнул, а потом вдруг посмотрел на меня исподлобья и сказал:

–       Ты, вот, сказал, что все чиновники жулики и воры. За слова свои готов ответить?

Я совершенно не ожидал такого поворота и почувствовал, как лицо заливается красной краской. Я стал лихорадочно вспоминать, действительно ли сказал за ужином что-то подобное, и понял, что вполне мог сказать.

–       А ещё ты сказал, – продолжал дядя Саша, – что мы с ними заодно. Так, получается?

Я не знал, что отвечать.

–     Так вот, послушай-ка сюда, что я тебе расскажу. У нас в разработке был чиновник одного федерального агентства в должности заместителя руководителя. Орданский Александр Иванович. Там была целая преступная группа, но ключевым фигурантом был он. Там был полный комплект: госконтракты, закупки, тендеры, документация аукционная, предоставление объектов в пользование, регистрации. В общем, полный фарш, короче. Хищения были огромные. И мы уже были готовы его взять, но он куда-то совсем высоко занес и отмазался. Он тогда быстро уволился, и в результате каких-то внутренних у них там в агентстве решений на должность заместителя руководителя пришел новый человек, из другой структуры. Мравин его фамилия была, Евгений Павлович. Мы его пробили, и оказалось, что он чист. Ну, там, было что-то по мелочи, но в принципе, по сравнению с другими, он вообще был чист. Аки ангел небесный. Практически. Я уж даже не знаю, как так получилось, что такого человека поставили на заместителя руководителя, но суть не в этом. А суть в том, что наша операция была заточена под его предшественника, но тот слился так быстро, что мы ничего не успели убрать, ни спецсредства, ни наружку, ничего. Да и команды «отбой» не было. Вот мы и продолжали слушать этого нового…

Послышался легкий хлопок, и одна из двух ламп, освещавших стол, погасла. Мы остались сидеть в круге света, объятые темнотой, и дядя Саша продолжал свой рассказ.

2

…Шла вторая неделя после назначения. Евгений Павлович Мравин обживал новый кабинет. У чиновника всегда первое время уходит на обустройство рабочего места, а чиновник уровня заместителя руководителя может, не вызывая нареканий, потратить на переезд до полутора месяцев. Поэтому ничего удивительного, что на знакомство с делами обычно уходит год.

Мравин был доволен кабинетом – кабинет был просторный, с высоким потолком и хорошим видом за окном. В обстановке почти ничего не нужно было менять. Книги в шкафах можно было оставить: шкафы все равно никогда не открывали, а рисунок, образуемый корешками книг, Мравину понравился. Обязательный портрет-оберег на стене висел. Массивный стол из дерева был прекрасен. Правда, этот стол был весь уставлен разнообразными фигурками: там был сидящий на камне Нептун с трезубцем, искусно сработанный китайский дракон с жемчужиной, – не  иначе, подарок делегации из КНР, – лежащий на постаменте жирный крокодил с замысловатым головным убором, табличка с барельефом, изображающем бородатого мужчину в костюме рыбы, и античная статуэтка в виде женщины с вазой на голове. Мравин хотел поначалу убрать весь этот зверинец со стола, но потом догадался, что все персонажи так или иначе соответствуют сфере деятельности федерального агентства, и решил оставить все как есть. Единственным, что действительно вызывало недоумение Мравина, был стоявший в углу кабинета большой семидесятилитровый аквариум. Мравин сроду не держал домашних животных и хотел избавиться от аквариума, но когда вызвали техника, оказалось, что подставка, на которой стоит аквариум, очень хитро вмонтирована в пол и убрать его практически невозможно.

Рано утром Мравин сидел за столом и смотрел, как секретарша Марина Владимировна кормит рыбок. Марина Владимировна была маленького роста и необычайно толста, но носила туфли с каблуком высотой никак не менее десяти сантиметров, поэтому кормление рыбок в аквариуме превращалось в любопытное зрелище, сродни эквилибристике,  заслуживавшее, чтобы ради него приступить к работе на пять минут позже. Закончив, Марина Владимировна удалилась, а Мравин встал и подошёл к аквариуму. В аквариуме плавала дюжина разноцветных рыбок. Мравин постучал по стеклу, а потом стал изучать содержимое аквариума, – растения, ракушки и замок на дне. Вдруг он услышал, как прямо над его ухом кто-то произнес:

–       Поздравляем с назначением.

Мравин вздрогнул и оглянулся. Кабинет был пуст. Только золотая рыбка – самая крупная в аквариуме – дрейфовала на уровне его головы. Но не могла же она это сказать? Послышалось, конечно, но на памяти Мравина это был первый случай слуховой галлюцинации и это было неприятно. Задумываться об этом было особенно некогда, потому что нужно было идти на общее собрание.

С докладом выступал руководитель. Это было начало года, и темой доклада были итоги прошедшего года. На бумаге выходило, что приоритетные задачи реализованы в полном объёме. Столько-то новых водохранилищ такого-то объёма были построены, столько-то старых хранилищ восстановлены, снижение ущерба от дефицита водных ресурсов такое-то, численность защищённого населения такая-то, увеличение пропускной способности рек, инженерная защита от паводковых вод, изменение структуры права пользования водными объектами и так далее. Одним словом, всё было хорошо.

После совещания Мравин вернулся в кабинет в приподнятом настроении, как любой чиновник, которого не пропесочили на совещании. Он бросил взгляд на аквариум и вспомнил об утреннем происшествии. Рыбки во главе с золотой, однако, не обратили на его возвращение никакого внимания и плавали, сохраняя молчание. Мравин сел за стол и собирался работать с документами, но тут зазвонил стоявший на столе телефон. По миганию лампочки было видно, что звонок городской. Мравин снял трубку и сначала услышал только какое-то бульканье.

–       Але, – сказал он, – я вас слушаю.

Наконец бульканье прекратилось и в трубке послышался мужской голос:

–   Как прошло собрание? – На букве «р» по-прежнему слышалось едва заметное бульканье. – Начальство довольно?

–       Что? Кто это?

–       Довольно, а как же, – продолжал голос. – Мы свою работу выполнили, как говорится, в полном объёме. Очередь за вами.  

–       Кто говорит? – спросил Мравин и, прикрыв трубку ладонью, крикнул:

–       Марина Владимировна, откуда звонок?

Марина Владимировна не отозвалась, должно быть, не слышала, а на другом конце провода сказали:

–       Какая Марина Владимировна? Что секретарша может знать о твоих обязательствах?

–       Каких обязательствах? Да кто вы вообще?

–       Не узнал, да? Нехорошо. За одно это следовало бы тебя наказать. Как богохульника.

–       Что?

–   Ты дурочку-то не валяй. Год прошёл благополучно? Благополучно. Обширные наводнения и крупные аварии  были? Нет. Так может пора и… возблагодарить?

Мравин был человек спокойный и терпеливый, но и шуток над собой не любил. Он обругал собеседника и, успев услышать в ответ только: «Будем разговаривать по-иному», – грохнул трубку на рычаг. Затем он влетел в приёмную, где, к несчастью для Марины Владимировны, не было ни одного посетителя, присутствие которого могло бы заставить его смягчить тон, и в самых грубых выражениях потребовал объяснить, кто ему сейчас звонил и почему она соединила без предупреждения. Марина Владимировна клялась, что никакого звонка не было и что, должно быть, звонивший набрал номер напрямую. Позвали техника, стали выяснять, как работает связь, можно ли позвонить из города напрямую и как можно сделать так, чтобы все звонки впредь проходили только через секретаршу. Это заняло весь остаток рабочего дня.

Вернувшись домой – а он жил в хорошем доме в Раменках, – Мравин был огорчён ещё одним происшествием. Днём, пока дома никого не было, над квартирой прорвало трубу и гостиную затопило. К приходу Мравина жена и домработница уже устранили большую часть последствий, но на потолке в гостиной теперь было огромное пятно, дорогая дизайнерская люстра лежала на полу: в плафоны налилась вода, и её пришлось снять, антикварный ковер, свернутый в трубку, стоял на лоджии и, по-видимому, не подлежал восстановлению, в случае с диванами, вероятно, можно было отделаться просушкой. Сантехника уже вызывали, он не смог объяснить причину разрыва трубы, но обещал разобраться, в чём дело.

–       Да? В его интересах быстро разобраться. А то я сам с ним разберусь, – резюмировал Мравин, поужинал, посмотрел телевизор и лег спать.

3

На следующий день Мравин сидел в кабинете и работал с документами. Был уже второй час дня, Мравин решил попросить себе чаю, уже было положил руку на телефонный аппарат, но тут поднял от стола голову и от неожиданности подпрыгнул на стуле. В нескольких метрах от него сидел человек.

Стол, за которым сидел незнакомец, был приставлен к столу Мравина, так что вместе они образовывали вытянутую вверх букву «Т». Обычно за этим столом проходили совещания и встречи, вокруг него были расставлены стулья. Человек сидел в середине стола, смотрел на Мравина и улыбался.

–       Здравствуйте, – сказал человек, булькнув буквой «р».

–   Здравствуйте, – сказал Мравин. Он все-таки был по-настоящему спокойным и уравновешенным человеком.

–       Вы уж простите нас за вчерашнее, – начал человек, встал и пересел на стул, стоявший ближе всего к столу Мравина, – Мы не разобрались. Мы думали, ваш предшественник Александр Иванович вас сориентировал, а оказалось, нет. Просто очень быстро произошла ротация… – в этой фразе бульканье стало так заметно, что Мравин окончательно признал в незнакомце звонившего накануне. – Это, конечно, полностью его вина, и с ним будет жесткий разговор, можете не сомневаться. А вас позвольте еще раз поздравить с назначением.  

–       Спасибо. Ну, и вы меня извините, я тоже с вами, кажется, был резок. Итак, вы…

–      Да, я ваш… вот все-таки, знаете, если бы российская бюрократия вместо того, чтобы так замечательно обогатить свой язык за счет обсценной лексики и воровского жаргона, хоть чуть-чуть поглядела по сторонам, пошевелила немного мозгами и потрудилась перевести на русский хотя бы самую общеупотребимую бизнес-лексику, то, глядишь, и инвестиционный климат бы улучшился, а?… Да… а мне бы не пришлось сейчас лихорадочно соображать, как по-русски будет «counterpart». Вот скажите мне, как будет по-русски «counterpart»? А ведь это важнейшее слово, в котором заключена идея равенства участвующих в переговорах или соглашениях сторон. Причём равенство-то обычно мнимое и обе стороны знают, что одна их них сильнее, но от этого слово «counterpart» звучит ещё благороднее, потому что подчёркивает великодушие сильной стороны.

Слушая эту тираду, Мравин рассматривал посетителя. Это был молодой человек, едва ли старше тридцати лет, с правильными чертами лица, правда, с лицом чересчур вытянутым, с волосами, аккуратно зачесанными назад и закрепленными гелем. Молодой человек был худ, на нем был темно-синий, почти до черноты, деловой костюм, с синей рубашкой и галстуком с волнообразным узором, в петлях манжет были запонки с голубым камнем. Молодой человек пришел с пустыми руками и много жестикулировал, как будто осуществлял перевод своих слов на язык глухонемых. Так, упоминая воровской жаргон, он сложил ладони в пародийную «козу», потом, сожалея о том, что русская бюрократия не шевелит мозгами, раскрыл ладони и стал трясти ими на уровне ушей, показывая, по-видимому, как шевелятся мозги, и наконец, завершая выступление, несколько раз взмахнул руками, как будто разбрасывал по полу кабинета семена великодушия сильной стороны. У молодого человека были длинные тонкие пальцы, и на безымянном пальце его правой руки Мравин заметил маленькое серебряное колечко, говорившее, что посетитель женат и потому, возможно, не конченая сволочь.

Увидев, что Мравин не готов предложить вариант перевода слова «counterpart», молодой человек продолжал:

–       Короче говоря, мы с вами, Евгений Павлович, будем работать вместе. Как партнеры. А не халявщики, – он улыбнулся, показав ряд безупречных жемчужных зубов. – Позвольте представиться. Меня зовут Моисей Камус. Я водный элементаль шестого уровня.

Мравин всю жизнь был на государственной службе, начинал с работы в низовом аппарате и прошел суровую закалку в общественных приёмных, поэтому его не удивило экстравагантное заявление посетителя, Бог свидетель, он слыхал и не такое. Немного неожиданно, правда, было слышать это от обладателя дорогого костюма и запонок с аквамарином, но, в конце концов, сошедшие с ума от чрезвычайного трудового усердия и злоупотребления кокаином банковские работники тоже не редкость. Теперь следовало, не вызывая агрессии со стороны сумасшедшего, как можно быстрее закончить разговор, выставить его за дверь и передать в руки Марины Владимировны.

–     Очень приятно, – сказал Мравин, встал из-за стола и сделал рукой жест, указывающий в сторону двери. – Прошу вас.

Моисей Камус нахмурился и не двинулся с места.

–     Евгений Павлович, лучше нам переговорить в этой комнате, – сказал он. – Это в ваших же интересах. Мой разговор к вам конфиденциальный, как и мой визит.

Мравин представил себе худшее: сейчас посетитель достанет из внутреннего кармана пиджака толстую пачку купюр, сунет ему деньги в руку, а в следующую секунду дверь распахнется и в кабинет ворвутся люди в масках. В таких случаях существовало еще одно проверенное средство – выйти из кабинета самому и позвать охрану. Мравин убрал руки за спину и, не говоря ни слова, двинулся к двери. Он услышал:

–       Вот это напрасно, Евгений Петрович. Мы думали, вам квартиру жалко и вы после вчерашнего сделали выводы.

Мравин не оборачивался. Он вышел из кабинета в приёмную, где сидела секретарша, и закрыл дверь.

–       Срочно вызовите охрану! – приказал он Марине Владимировне.  – Вы пустили этого психа ко мне в кабинет?!

–       Какого?

–       Человек у меня в кабинете! 

–       Я никого не впускала! – сказала Марина Владимировна, поднимая трубку и набирая короткий номер поста охраны. – Алло, это приёмная заместителя руководителя Мравина. Пришлите срочно охрану. Тут неизвестный.

Марина Владимировна отняла трубку от уха и спросила Мравина: 

–       Он вооружен?

–       Скажи, вооружен, – сказал Мравин.

–       Вооружен, – сказала Марина Владимировна и повесила трубку.

–       Сейчас пришлют, – сказала она и спросила:

–       Что за человек-то?

Мравин сделал знак рукой, чтобы секретарша подошла, и открыл дверь в свой кабинет. Кабинет был пуст.

–       Ну, что? Позвонить, чтоб не приходили? – спросила Марина Владимировна.

–       Нет, пусть придут, может, он где-то спрятался, – сказал Мравин.

Вместе с пришедшим охранником они обыскали кабинет, но следов посетителя не нашли.

–   Может, вам привиделось? – спросила Марина Владимировна, но Мравин так посмотрел на неё, что она съёжилась, насколько это было возможно с учётом размеров её туловища, и добавила:

–       Ну, я просто так сказала.

Итогами этого происшествия стали проведенное в тот же день совещание по вопросам безопасности и проект нового приказа об утверждении порядка организации деятельности ведомственной охраны. Разумеется, в отделе безопасности просмотрели записи с камер наблюдения и, написав в официальном отчете, будто неизвестный человек был, но установить его дальнейший маршрут не представляется возможным, в то же время по особым каналам направили служебную записку, в которой указывалась необходимость проверки психического здоровья Мравина Е.П. в ходе очередного межведомственного медицинского осмотра. 

Между тем, Мравин, хоть в глубине души надеялся, что Моисей Камус – если это действительно его настоящее имя – был обыкновенным городским сумасшедшим, всё-таки попробовал навести справки, однако ничего не выяснил. Никто из коллег тоже ничего не знал об этом человеке, большинство сходились на том, что следует обратиться к предшественнику Мравина – Александру Ивановичу Орданскому, намекая, что если это и в самом деле был посланник кого-то из его партнеров и речь идет о каких-то обязательствах, то лучше это сделать по-быстрее, чтобы к следующему визиту уже быть в курсе дела, потому что, во-первых, у Орданского были такие схемы, которые объяснить мог только он, а во-вторых, у него были такие партнеры, которые терпеть не могли ничего объяснять, но зато очень сурово спрашивали.

Тогда Мравин стал искать Орданского. Было известно, что тот из федерального агентства перешел в аппарат правительства, но на новом месте сообщили, что Орданский взял отпуск за свой счёт и уже месяц не появлялся. Поговаривали, что он удалился в какой-то монастырь на Севере или отправился в пешее паломничество на Афон.

Наконец рабочий день закончился. Перед тем, как покинуть кабинет, Мравин позвонил своему водителю, сидевшему в служебном автомобиле у здания федерального агентства, и попросил встретить его у входа. Он ожидал нападения или какой-нибудь провокации, и даже зная, что его будет ждать верный водитель, выходил на улицу с некоторой тревогой. Подходя к турникету на проходной, Мравин посмотрел на сидящего в будочке охранника, отчего-то рассчитывая увидеть у того в глазах поддержку или сочувствие, но охранник вовсе не смотрел на него, а читал «Российскую газету». 

Водитель – здоровенный детина, служивший Мравину также телохранителем, –  в самом деле стоял на ступеньках, ведущих ко входу, и, встретив шефа, повел его вдоль фасада здания, бросая театрально напряженные взгляды по сторонам. Было не холодно, но промозгло. Холмы грязного снега отделяли дорожку от проезжей части, где были припаркованы автомобили сотрудников агентства.

–       А где машина? – спросил Мравин.

–       За углом же, Евгений Викторович.

–       А что так далеко-то? Ты что не мог напротив входа поставить?

–       Так ведь вы же сами сказали, вторым рядом не ставить.

–       Ах, да-да.

–       Не, вы скажите! Я буду у входа ставить. А то все ставят, а мы как рыжие…

Они дошли до угла здания, где были высажены красивые ёлочки. Оттуда уже был виден их черный Мерседес. Водитель нажал кнопку на брелоке, Мерседес мигнул, и Мравин сразу почувствовал облегчение, но окончательно он успокоился, лишь когда уселся на заднем сидении автомобиля. Блаженство его, однако, было недолгим: стоило водителю завести машину, как Мерседес тряхнуло – что-то с силой ударило в днище. Через несколько секунд удар повторился, только был сильнее. Мравин с водителем переглянулись.

–       Выходим, выходим! – закричал Мравин.

Едва они выскочили из машины и отбежали на несколько шагов, как последовал новый удар. Мерседес подпрыгнул на месте, повалился на бок, и из-под него забила мощная струя воды высотой в несколько метров. Брызги обдали Мравина и водителя. Фонтан шипел, от воды шел пар, это был кипяток, смешанный с землей и камнями. Вода заливала перевернутый Мерседес и стоящие рядом автомобили, загудели сигнализации. У Мравина закололо в груди, потемнело в глазах, и он, хватая ртом воздух, сел на землю.

Мравин очнулся дома. Он лежал на диване, накрытый пледом, верхней одежды на нем не было. Болела рука, может быть, от удара вылетевшим из воды камнем. Мравин встал и пошел в ванную. Жена, услышав, что он встал, выбежала из кухни, обняла его и хотела уложить обратно, но он отвёл её руки.

–       Что с машиной? – спросил Мравин.

–       Ничего, ничего, не думай об этом, не волнуйся.

–       С машиной что?

–     Водитель твой ей занимается. Он тебя привёз и сразу уехал. Не волнуйся ты, ради Бога! Главное, что с тобой всё в порядке.    

Мравин вошел в ванную и закрыл дверь, оставив жену в коридоре. Его била мелкая дрожь. Он открыл воду, дождался, пока она нагреется, заткнул в ванной слив, разделся и встал под душ.

Он постоял так некоторое время, переступая ногами в горячей воде, согрелся и решил, что все произошедшее в этот день, напоминало дурной сон. Было ли это вообще или нет?

–       Было, – прошептал кто-то над самой головой.

Мравин метнулся вперед, развернулся и застыл, с испугом глядя на хромированную насадку душа. Несколько секунд он прислушивался к шуму льющейся воды, но вода молчала. В следующей момент вода на дне ванной откатилась к дальней стенке, а потом волной ударила Мравина и сбила его с ног. Он ухватился рукой за душевую шторку. Шторка оборвалась, но задержала падение, и теперь Мравин лежал на дне ванной. Последовал еще один удар: на этот раз волна, как будто сложившись в кулак, двинула ему в нос.

–       Ну, сука, какие тебе еще нужны доказательства? – спросила вода.

Мравин ничего не ответил, а только быстро и тяжело дышал. В дверь ванной постучали, и послышался голос жены:

–       Женя, с тобой всё в порядке?

Жена попробовала открыть дверь, но дверь была заперта.

–       Может, внука твоего утопить?  – спросила вода Мравина.

–       Не надо.

–       Не надо, – повторила вода издевательски. – Потому что слушать надо, когда с тобой по-хорошему разговаривают. Но ты же крутой, ты по-хорошему не хочешь.

–       Хочу.

–       Хочешь? Ты, значит, все понял?

–       Понял.

–       Хорошо понял?

–       Хорошо.

–       Женя, что ты говоришь, я не понимаю? – спросила из-за двери жена.

–       Тогда слушай сюда, – продолжала вода. – Завтра придёт Моисей Камус, ты веди себя вежливо и всё делай, как он скажет. Понял меня?

–       Да.

–    Ну, вот и славно, – сказала вода, шлепнула волной Мравина по щеке и мгновенно успокоилась.

–       Женя! – звала жена.

–       Всё нормально! – прохрипел Мравин. – Нормально всё!

4

На другой день он – изможденный, c полубезумным взглядом – снова сидел за столом в рабочем кабинете, а напротив него сидел бодрый и весёлый Моисей Камус.

–       Ну, что ж. Я предлагаю начать там, где в прошлый раз вы меня прервали. Несколько бестактно, надо признаться. Так вот, я элементаль, вы жрец. А что делает жрец? Жрец приносит жертвы. Всё просто.

–       Почему я жрец? – спросил Мравин.

–    Потому что заняли жреческую должность, разумеется. Ранг заместителя руководителя такого федерального агентства, как ваше, приравнивается к верховному жрецу храма с возложением непосредственных обязанностей по организации и осуществлению жертвоприношений.

–       Но я не знал.

–       Да, я понимаю. Честно говоря, я тоже не одобряю современную кадровую политику, когда человек может каждые несколько лет радикально менять сферу деятельности. Сначала он учится журналистике, потом воспитывает молодёжь, потом в Думе сидит, потом дипломат, а потом ракеты строит. Это я не про вас, конечно, я про принцип говорю. Поэтому я уже не удивляюсь, когда вижу, что люди на самых высоких должностях не знают самых базовых вещей.

–       Каких вещей? – спросил Мравин

Камус интригующе посмотрел на него.

–      Вы никогда не задумывались, как всё это работает? – спросил Камус и развел руками. 

Вопрос он, разумеется, задал не случайно. Камус давно имел дело с чиновниками и знал, что именно этот вопрос чаще других задаёт себе чиновник после достижения определенной высоты на карьерной лестнице. Распилив какой-нибудь бюджетец или после того, как ему кто-нибудь откатил или занес более-менее колоссальную сумму денег, совершенно незаслуженно и даже без просьбы с его стороны, одним словом, провернув какое-нибудь чёрное дельце, в результате которого, возможно, где-то на другом конце города или даже страны жизнь множества незнакомых людей стала чуть хуже, чуть труднее, чуть опаснее, чиновник подходит к окну своего прекрасного кабинета, смотрит на улицу, где далеко внизу по дороге проносятся автомобили, а по тротуару движутся пешеходы, и в глубине души спрашивает: «Господи! Как же всё это работает?» – и, не найдя рационального ответа, принимает такое положение вещей за неведомый и непреложный закон бытия. Камус прекрасно знал об этом нехитром чиновничьем умозаключении, поэтому сказал так: 

–   Видите ли, в мире существуют некоторые непреложные законы. Одни законы общеизвестны, их в школе проходят. Другие известны меньше, их проходят в специальных учебных заведениях. Есть и такие, которые человечеству ещё только предстоит открыть. Те законы, которые непосредственно касаются вас и меня, проще всего вывести из экономических законов. Сколько человечество себя помнит, экономика всегда была основана на обмене. Причём главный двигатель экономики – это взаимная выгода участников обмена. Работникам выгодно обменивать свой труд и время на производство благ. Произведенные работниками блага обмениваются на другие блага и так далее. Но нетрудно заметить, что в экономических отношениях есть субъект, который не получает никакой выгоды. Или выгода которого, скажем так, неочевидна. Это, конечно, окружающий человека материальный мир – природа, если угодно. Ведь именно от природы человек берёт все ресурсы, которые затем превращает в блага! А между тем, человек не спрашивает у природы разрешения, не предлагает ей ничего взамен, просто берёт на правах сильного, и всё тут. Растит зерно, собирает урожай, вырубает леса, пьёт воду, качает нефть, дышит воздухом, наконец. И всё бесплатно? На первый взгляд, несправедливость очевидна. Но если бы это действительно было так, то это было бы нарушением всех законов, начиная с законов логики, которые так ценит человек! С какой стати природа – сторона куда более могущественная, чем человечество, – будет вот так просто отказываться от своей выгоды?! И чтобы понять, как природа получает свою выгоду в этом обмене, мы должны взглянуть на человеческое общество в древние времена – в те времена, когда люди были более чуткими и воспринимали законы вселенной, так сказать, напрямую и эмпирически, а не через посредство науки и прочих глупостей. Что составляло в те времена важнейшую функцию чиновничьего аппарата во главе с верховным правителем?

Мравин не знал, поэтому молчал.

–  Жертвоприношения! И не просто жертвоприношения, а жертвоприношения человеческие! Ведь, согласитесь, нелепо платить поставщику товара частью его же собственного товара, правильно? Поэтому никаких овощей и фруктов, никаких зверушек, такой дар мы, как говорится, «не призрим». Жертвы должны быть человеческие! Отдавая нескольких членов общества природе, люди благодарят природу за те блага, которые берут у неё, и просят у неё заступничества. Механизм преобразования человеческой смерти в необходимую природе энергию неизвестен даже мне. Чего не знаю, того не ведаю, но это, в конце концов, не столь важно. Долгое время, пока общественная значимость жертвоприношений была всем очевидна, человеческие жертвоприношения были публичными и массовыми. Но потом – с развитием так называемого гуманизма и идей о правах человека – из соображений политкорректности было решено жертвоприношения скрыть от взора общественности, и не прошло и нескольких столетий, как о них все забыли, и теперь никто ничего не знает. Но ведь незнание закона не освобождает от ответственности, правда? Так что по всему миру в соответствующих учреждениях соответствующими людьми производятся жертвоприношения. А если они не производятся, то природа собирает долги сама и собирает их, как вы понимаете, с процентами. Происходят наводнения, землетрясения, извержения вулканов и так далее.

Мравин сидел, закрыв лицо ладонями, и не верил своим ушам.

–       Остаётся только добавить, что агентами природы в этих всех процедурах  выступают разнообразные духи стихий – элементали, одним из которых имеет честь быть ваш покорный слуга, – с этими словами Камус церемониально склонил голову. – У нас там очень сложная иерархия, разные стихии, уровни, классы, имена. Вам этим забивать голову не нужно. Вам нужно только твердо усвоить, что вы неожиданно получили очень высокий жреческий сан в одном из учреждений, работающих со стихией воды. Поверьте, я бы предпочёл работать с кем-то, кто начинал с храмового служки, но раз уж так получилось, придётся учиться по ходу дела. Это теория. Вкратце.

Мравин вздрогнул и посмотрел на элементаля. Камус явно был доволен, что с изложением теории было покончено и можно было перейти к практике.    

–       Жертвоприношения, – сказал он, – это не ресторан и не интернет-магазин. Тут нет готового прейскуранта. Нужно каждый раз искать правильный размер жертвы, отталкиваясь от множества факторов, и вся повседневная работа вашего федерального агентства тоже очень важна. Следует учитывать и общемировое состояние климата, потому что объективные законы природы приношение жертвы не отменяет; и состояние водозащитных сооружений, потому что от этого зависит, какую степень нашего гнева они смогут выдержать; и экологию, потому что мы – духи воды – не любим, когда нашу стихию загрязняют. Плюс, делать поправку на враньё в собственных отчетах и на всё, что из-за вашего воровства не будет работать. Короче говоря, выбор жертвы – это сродни искусству. Разумеется, общее правило – лучше  больше, чем меньше, потому что если принести недостаточно… – тут Камус махнул перед собой рукой, словно сметал волной город с берега.

–       Вшшш!! – устрашающе сказал он, но Мравин и без этого был в ужасе.

–       Лучше всего в жертву годятся чистые существа – дети и непорочные девы, – деловито продолжал Камус. – Хуже всего старики, потому что у них очень низкая витальность. В древности всё было очень сложно: жертву нужно было выбирать в зависимости от даты, времени суток, места проведения ритуала, активного духа и так далее. Неправильно подобранная жертва не принималась, огромное количество материала попросту пропадало даром. Но недавно мы у себя тоже добились послаблений и теперь идём в ногу со временем. Никакой дискриминации: годятся мужчины и женщины любых рас и национальностей, любого вероисповедания, любой политической и сексуальной ориентации. Полная свобода! Если хотите знать, ваш предшественник Орданский предпочитал расплачиваться гастарбайтерами, а тот, кто был до него, ещё в девяностых, – шлюхами. Но при таком выборе, как вы, возможно, догадываетесь, приходилось брать количеством. Это, конечно, надо было видеть! Эти микроавтобусы! Э-эх, святые девяностые!

Камус ностальгически улыбнулся и покачал головой.  

–   Поскольку вы человек в этом деле новый, я вас сориентирую. Прошлый год, в основном, оплачен, аванс за этот год может быть небольшим. Поэтому на первый раз жертва может быть маленькой, скажем, эквивалентной одному ребенку, то есть три-четыре взрослых человека.    

–       Ребенок! – в отчаянии повторил Мравин. – Грех-то какой!

–    Где грех?! – воскликнул Камус. – Нет тут греха! Орданский, вон, тоже грехи пошел отмаливать. Клоун. Какие грехи? Только объективные законы природы. Природы! В природе нет морали! Вы жрец! Вы своими действиями гармонизируете мир! Вы что думаете, вы единственный жрец? В одном вашем агентстве их полдюжины, а сколько по всей Москве я даже и не знаю. И, поверьте мне, в учреждениях и, особенно, корпорациях, работающих со стихией огня, всё куда строже, чем у вас. Весь мир так живёт! Просто раньше положение жреца было предметом гордости, а теперь все гуманистами заделались и шифруются. Ну, правда, не везде! В Африке, например, кое-где до сих пор всё очень, прям, торжественно бывает. Теперь о процедуре. Она тоже максимально упрощена в соответствии с духом времени и указаниями, обозначенными в послании Федеральному собранию. Шучу! Короче, берёте жертву, едете в деревню ХХ, – он назвал деревню, – что в Подмосковье. Неподалеку от деревни над рекой стоят развалины церкви. На моей памяти первые жертвы на том месте стали приносить как минимум полторы тысячи лет назад, тогда это было языческое капище. Потом над капищем построили церковь. Потом церковь разрушили большевики. Но работа жрецов не прекращалась ни при каких режимах! – Камус, как показалось Мравину, смахнул слезу. – В общем, место хорошее, намоленное. В алтарной части, примерно там, где когда-то был престол, найдёте плиту, на которой вырезана маленькая рыбка. Отодвигаете плиту, там для этого есть даже специальное кольцо, дальше по лесенке спускаетесь в потайной крипт. Не забудьте взять фонарь, потому что там темно. В крипте древний алтарь, под алтарём – специальный нож. Дальше понятно: кладёте жертву на алтарь и аккуратненько её забиваете. Некоторые новички, – очевидно, насмотревшись ужасов по телевизору, – пытаются вырезать у жертвы сердце или отрубить голову. Делать этого они не умеют, поэтому получается очень некрасиво. Ещё раз подчеркиваю: ничего этого делать не нужно, просто убейте. Тела лучше забирать с собой и потихоньку от них избавляться. Как – спросите у знакомых бандитов. У вас ведь есть знакомые бандиты? Нет? Ну, ладно вам, кому вы сказки рассказываете? В крайнем случае в углу крипта есть специальный колодец жертв, но сбрасывать туда тела можно только в исключительных случаях, потому что за полторы тысячи лет он почти заполнился. Вот, собственно, и всё. Как минимум одно жертвоприношение в сезон. Ближайшее – в начале года по лунному календарю, то есть уже скоро. Дополнительные жертвоприношения по необходимости. Так что, по-хорошему, жертву нужно принести недели через две.  

–       А отказаться нельзя? – спросил Мравин. – Пусть кто-нибудь другой. 

–       Это как?

–       Ну, я уйду в отставку. Придёт новый заместитель руководителя…

–     Вы уйдёте, он придёт, я с ним должен буду опять разговоры разговаривать. Это сколько времени пройдет?! А жертву приносить нужно сейчас. Нет уж! Давайте-ка вы сначала жертву принесите, а потом делайте, что хотите, – увольняйтесь, оставайтесь, требуйте выходного пособия. А иначе, предупреждаю вас, вверенные вам водные ресурсы выйдут из-под контроля, и тогда вы уже так легко не отделаетесь. Запомните, если жертву не приносит жрец, то стихия сама забирает жертву, но только в этом случае она забирает гораздо больше! Так что решайте сами!

Камус посмотрел на часы и сказал:

–       Ба! Смотрите, как мы с вами засиделись. У вас обеденный перерыв. Идите скорее, но не задерживайтесь. У вас ещё много работы. Прошли те счастливые дни, когда жречество было основным занятием. Теперь, вот, вам приходится совмещать.

Мравин как загипнотизированный встал и вышел из кабинета.

5

Обедать Мравин, однако, не пошел. Выйдя из кабинета, он прошел мимо Марины Владимировны, которая постаралась принять непринужденный вид, хотя слышала, как Мравин разговаривал в кабинете. В коридоре, натянуто улыбаясь и нервно пожимая руки проходившим мимо коллегам, Мравин сделал несколько телефонных звонков и узнал, кого в Москве считают авторитетными консультантами в духовных и мистических вопросах. Ему назвали несколько имён, среди которых были такие широко известные и влиятельные наставники, как господин В-ский и госпожа П-ова. Однако Мравин в своём выборе колдуна руководствовался теми же принципами, по которым чиновник обычно выбирает автора своей кандидатской диссертации: во-первых, этот человек должен работать при какой-нибудь серьёзной организации, желательно международной, во-вторых, он должен быть непубличной фигурой, в-третьих, работать он должен недорого, желательно даром. Насколько можно было судить по полученным рекомендациям, этим критериям лучше прочих соответствовал Рамат Гуреев – преподаватель одной высшей экономической школы. Немедленно через посредника была организована встреча, и уже через полчаса Мравин шел по коридорам школы в поисках Кафедры креативных индустрий и стартапов. Название кафедры внушало некоторые опасения, поэтому, увидев самую обыкновенную дверь с металлической табличкой, Мравин вздохнул с облегчением, постучался и вошел.

Комната, в которой помещалась кафедра, была просторной и пустой. Мебели в комнате почти не было.

–       Вам кого? – спросил Мравина молодой человек в очечках, сидевший на крутящемся стуле у компьютера в углу.

–       Я к Рамату Гурееву, – ответил Мравин, продолжая разглядывать комнату. 

 Первым, что сразу бросилось ему в глаза, был стоявший напротив входа у дальней стены большой бронзовый бюст Марка Цукерберга, причем постамент для него был выстроен из положенных один на другой старых системных блоков. Мравин невольно задался вопросом, приносят ли работники кафедры ему жертвы. Рядом с бюстом на стене висела большая зеленая доска, которая была сверху-вниз в несколько колонок вся исписана мелом одной фразой: «I will stay hungry, I will stay foolish». Вероятно, это было работой какого-то студента, наказанного таким образом за плохое поведение. У доски стоял учительский стол, а на полу были разбросаны разноцветные тюфяки и подушки.

–       Его нет, – быстро ответил молодой человек. – А какое у вас к нему дело?

–       А где его можно найти? Моя фамилия Мравин.

–       А, Мравин. А чем докажете, что вы Мравин?

Мравин достал из внутреннего кармана пиджака визитницу и протянул молодому человеку визитную карточку. Тот рассмотрел её внимательно, вернул Мравину и сказал:

–       Я Гуреев.

–       А что же вы сказали, что вас нет?

–       За мной охотятся спецслужбы, поэтому для большинства меня нет. Радуйтесь, что для вас я есть. Эксклюзивно. Только здесь и только очень непродолжительное время.

–       У меня тоже совсем мало времени. Мне нужен ваш совет.

–     За советом идите в Комитет солдатских матерей. Я даю только экспертное заключение.

–       Хорошо. Экспертное заключение.

–       И предупреждаю сразу: заключение я даю бесплатно, но за него мне всегда платят.

–       Я готов.

–     Тогда извольте, – сказал Гуреев и извлек из ящика стола терминал для банковских карт. – Для начала, я думаю, тысяч двести.

Видя, что Мравин сомневается, Гуреев сказал:

–     Давайте же, не скупердяйничайте! Я вам и так скидку сделал, потому что за вас серьёзные люди попросили. Иначе за двести тысяч вы бы к прогрессивному лагерю на расстояние выстрела из катапульты не приблизились.

Мравин уже пожалел, что не обратился к мастеру гадания по И-цзину или составительнице гороскопов, но всё же достал кредитную карточку, сунул её в терминал и набрал пин-код. Аппарат с кряхтением выдавил из себя бумажку, подтверждающую, что деньги со счёта Мравина безвозвратно перешли к сомнительному типу. Смирившись с этим, Мравин подтянул большой пуф в виде красной морковки, сел на него и вкратце пересказал Гурееву события последних дней. Изредка его рассказ прерывался восклицаниями Гуреева:

–       Бомба в машине и съёмка скрытой камерой в ванной! Узнаваемый почерк.

–       Дети и проститутки в жертву ресурсам? Кровавая гэбня бьёт по самым слабым!

–       Языческий алтарь в подвале церкви! Вот подлинное лицо традиционности!

Когда Мравин закончил, Гуреев хлопнул в ладоши и сказал:

–       Всё понятно. Я готов взяться за это дело.

–       Что понятно?

–     Понятно, что для них нет ничего святого. Вас пытаются развести. Вы же честный человек, это сразу видно. А этот режим, эта система не терпит честных людей. Это отрицательная селекция. Вот эта вот ужасная вертикаль построена троечниками, потому она изживает всех талантливых, умных, самостоятельно мыслящих людей. Поэтому вас и преследуют.

Мравин был польщён.

–    Этой воровской власти не удалось повязать вас деньгами. – продолжал Гуреев, – Теперь они пытаются повязать вас кровью.

–       Так вы думаете, это дело рук спецслужб? – осторожно спросил Мравин.

–       Безусловно.

–       Но кто мог инициировать преследование?

–     Я уверен, решение принималось на самом верху. В этой системе всё решает один человек, и я предполагаю, что приказ отдал лично….

–       Да-да, я понимаю. Но откуда же голоса? И движущаяся волна?

–    Вы прямо как ребенок. Это вас надо в жертву приносить. Голоса производили спрятанные в вашем кабинете нанодинамики, а волна – это вообще примитивный направленный гидроудар, ничего проще. И я вас уверяю, скоро кадры, где вы моетесь в ванной, всплывут в Интернете.

–       Так вы хотите сказать, что это не был дух природы и ничего из того, что он требовал, выполнять не нужно? – с надеждой спросил Мравин.

–    Можно выполнять, можно не выполнять. Не в этом дело. Моё волшебство имеет принципиально новую, инновационную природу. Это волшебство социальных медиа. С помощью патентованных технологий я создаю вокруг вас специальную медиа-ауру, благодаря которой вы становитесь практически неуязвимы. Буквально в течение двух-трех недель мы создаем в крупнейших социальных сетях армию ваших поклонников, в зависимости от социальной сети по-разному, в среднем около ста тысяч человек. Причём никаких ботов, только реальные искренние юзеры. Плюс, обеспечиваем вас поддержкой одного телеканала, одной радиостанции, одного журнала и одной газеты. Каких – вы узнаете, когда оплатите пакет услуг. В принципе, уже этого достаточно, чтобы вы могли позволить себе не бояться практически ничего. Что бы вы не сделали, если кто-то попытается вас привлечь к ответственности, из-за вас поднимется такой шум, что те, кто вас тронул, сто раз об этом пожалеют. Бонусом идёт защита разных советов по правам человека и прочих стокгольмских групп, а также деятелей культуры вплоть до Мадонны, если бюджет позволяет. Про всякие петиции и коллективные письма я даже и не говорю.  В случае капитального наезда гарантирую как минимум пару тысяч манифестантов на улице. В общем, вы сможете принести в жертву сатане маленький пионерский отряд, и, если хорошо профинансируете работу, то будете потом в интервью рассказывать, как героически отбивались от этих негодников. Вы, кстати, в какой партии состоите? – спросил Гуреев.

Мравин сознался.

–       Вам же хуже, – безразлично сказал Гуреев. – Не смертельно, конечно, но были бы вы оппозиционер, вышло бы дешевле. А так, по тому что вы сказали, около миллиона долларов.

–       Долларов, – повторил Мравин дрожащим голосом.   

–     А что вы думали? Это же заоблачные технологии! Медиаиндустрия! Это стоит дорого.   

–       А нельзя ли просто какое-нибудь заклинание? Или амулет защитный? – взмолился Мравин.

–       Амулет? Что ж, можно и амулет.

Гуреев раскрыл на компьютере несколько окон и стал показывать разные картинки и графики.

–     Это новое мобильное приложение, над которым сейчас работает наша кафедра. Рабочее название «яЖмур». Очевидно, что перед любым активно живущим и действующим гражданином очень часто встает вопрос, как вести себя по отношению к другим активным гражданам, как разделять своих и чужих. Этот вопрос проявляется наиболее явно при встрече, когда нужно пожать друг другу руки. Из-за того, что в этой стране отсутствует общественный консенсус даже по самым базовым вопросам, а людей со стройной и непротиворечивой системой взглядов, которая бы позволяла сколько-нибудь точно предугадать точку зрения человека по определенным частным вопросам, почти нет, бывает очень трудно решить, подавать ли встреченному руку в знак признания и уважения или нет, особенно когда на решение всего несколько секунд. Создавая приложение «яЖмур», мы стремимся максимально автоматизировать принятие этого непростого решения, чтобы пользователи яснее представляли, кто свой, а кто чужой, и не имели контактов, о которых потом пожалеют. Вот, смотрите. Приложение синхронизируется со всеми источниками, из которых можно узнать об убеждениях и поступках людей, с которыми вам потенциально предстоит жать руки, даже если вы с ними никогда не встречались, и запоминает те из них, которые вы отметили как значимые. Можно отметить бесконечное число значимых для вас пунктов, а потом расставить их по важности и поделить на положительные и отрицательные. Далее всё это суммируется, автоматически анализируется и вы получаете в стильном интерфейсе картину, кто хорошие люди, а кто – плохие, причём картина постоянно обновляется в зависимости от новых действий анализируемых личностей. А если наше приложение синхронизировать с контактами и с системой геолокации, то с приближением человека, который по заданным вами параметрами принадлежит к враждебному лагерю, телефон начнет издавать предупредительные сигналы. По умолчанию это крик «яЖмур», напоминающий о том, что нежелательный контакт может превратить вас в политический труп. Вот, например,…

Тут Гуреев рассказал несколько историй, которые, по его мнению, ясно указывали на практическую полезность и почти незаменимость приложения «яЖмур». Мравин слушал его невнимательно, Мравину хотелось уйти.

–       Сами посудите, – закончил Гуреев последнюю историю, – Если бы у них в телефонах было установлено наше приложение, разве она смогла бы ехать с ним в одной машине, не говоря уже о том, чтобы ходить с ним под ручку? Да они бы через две минуты оглохли от воплей приложения «яЖмур»! Ну, как?

–       Очень убедительно, – сказал Мравин.

–     Вот и я говорю! Вы ещё можете стать инвестором. Начальная сумма входа триста тысяч долларов.

–       Но у меня нет столько.

–       Нет? – поскучнел Гуреев. – Очень жаль.

–    И вообще, какое отношение это всё имеет к моей проблеме?! – Мравин потерял терпение. – Вы можете мне посоветовать что-нибудь простое и действенное?

Гурееву тоже уже поднадоел этот клиент. Очевидно, что это был сумасшедший, но не это смущало Гуреева. Шизофреники идеальные клиенты до тех пор, пока хорошо платят. Беда Мравина была в том, что он не предлагал достаточного вознаграждения. Но Рамат Гуреев не имел бы права называться ведущим специалистом высшей экономической школы, если бы не умел решить задачу даже в условиях ограниченного финансирования. Он немедленно предложил решение, позволявшее уложиться в пятнадцать тысяч рублей, после чего поднялся и стал прощаться.

6

Мравин снова сидел в своём кабинете, делая вид, что работает с документами, а на самом деле думал о возложенной на него миссии жреца. Сколько он ни старался, он не мог думать ни о чём другом и постоянно мысленно возвращался к жертвоприношениям, прикидывая, где найти нескольких людей, которых можно было бы без лишних угрызений совести и без последствий зарезать на древнем языческом алтаре. Правда, ненавистный водный элементаль Моисей Камус не проявлялся уже несколько дней, и Мравин осторожно подумал, что тот решил смилостивиться над ним и освободить его от тяжелых жреческих обязанностей или что Рамат Гуреев всё-таки применил какое-то заклинание. Эти надежды, однако, оказались напрасными: Мравин заметил какой-то посторонний предмет, обернулся и увидел Камуса, стоявшего у стола и с интересом смотревшего на разложенные на столе бумаги.

–       Что вы так пугаетесь? – спросил Камус. – Никак, провинились?

–       Чем провинился?

–       Ну, это вы мне расскажите.

–      Я ничего, я это… готовлюсь к жертвоприношению, вот, – стал говорить Мравин, глядя на Камуса и одновременно нашаривая что-то рукой под столом.    

–       С кем встречались? О чём просили? Рассказывайте, рассказывайте!

Внезапно послышалось жужжание, Мравин выдернул из-под стола руку, в которой держал трубку пылесоса, и сунул насадку прямо в лицо Камусу. Голову элементаля засосало внутрь. Тело, оставшись без головы, с плеском обрушилось на пол, образовав большую лужу. Идея избавиться от элементаля пылесосом с функцией сбора жидкости, конечно, принадлежала Рамату Гурееву.

Мравин щелкнул выключателем, достал из-под стола пылесос, поставил его на стол и, постучав по прозрачной стенке, за которой была видна вода, сказал:

–       Попался? Ты думал, ты самый умный, да? Хе-хе. Сейчас позвоню уборщице, и твои останки соберут грязной тряпкой и выльют в сортир, где тебе и место.

Мравин снял с рычага трубку телефона и собирался было уже исполнить свою угрозу, как вдруг услышал: 

–       Какой же ты всё-таки тупой!

Мравин обернулся и увидел, как из большого аквариума, что стоял в углу, показалась водяная рука и, упершись о край аквариума, стала вытягивать за собой остальное тело. Из воды отлились голова, плечи и вторая рука. Мравин остолбенел и с ужасом смотрел, как прозрачный водяной человек вылезает из аквариума. Наконец аквариум опустел, а водяной человек встал на ноги в полный рост. В очертаниях его фигуры безошибочно угадывался Моисей Камус в костюме, но только теперь он состоял из одной воды, и было совершенно непонятно, какой силой вода удерживает форму. В теле Камуса продолжали плавать рыбки.

–       Ну, что же ты? – спросил Камус. – Давай, включай свой пылесос! Ты же только что так гордился этой выдумкой!  

Камус подошел к столу, открыл крышку пылесоса и вылил из него воду Мравину на голову. Мравин не шелохнулся.

–       Потому что нужно думать головой, к кому за помощью обращаешься. Или ты думал, мы не узнаем? У нас Гуреев давно под наблюдением, он своей болтовней уже всех достал. И ведь он своими советами только всем хуже делает. Но теперь всё! Консультация доктора Гуреева закрыта!

–       Что с ним?

–       Он в Париже. С устрицами общается.

–       В смысле, ест?

–       Кормит. Он после твоего посещения решил в Париж на уик-энд слетать и там, гуляя по набережной Сены, неосторожно подошел слишком близко к краю, споткнулся, упал в воду и утонул. Тело его до сих пор не нашли. Я думаю, всплывёт недели через три. Ждите новостей в газетах!

–       О, Боже!

–       Да что ты так убиваешься? Ты бы лучше о себе подумал. Поскольку ты пытался нас обмануть, придётся тебя наказать. В ближайшие дни советую внимательно следить за водохозяйственной обстановкой. Что-то мне подсказывает, она будет стремительно ухудшаться. Необычайно раннее и бурное половодье. Местные власти не готовы. Водохранилища переполняются, гидроузлы работают на пределе своих возможностей. Ну, а дальше, если не принесёшь жертву, сам догадываешься, что будет. Аварии, наводнения, паника, погибшие! Всё по твоей вине! Всё потому, что ты вовремя не принёс одну маленькую жертву. Решай сам. День тебе на размышление. И помни, мы всё время следим за тобой. Кровь в твоих венах сообщает нам, что ты делаешь, что говоришь и даже о чём ты думаешь. Не зли нас, ибо гнев наш страшен.

Сказав это, Камус попятился назад к аквариуму, залез в него, погрозил оттуда Мравину кулаком и снова утратил форму, равномерно заполнив собой весь объём.

Из оцепенения Мравина вывел звонок мобильного телефона. Звонила жена.

–     Женя, я пыталась по рабочему до тебя дозвониться, но у тебя занято, – говорила жена.

Мравин посмотрел на трубку служебного телефона, которая до сих пор лежала на столе, взял её и положил на рычаг.

–       Руководитель звонил, – ответил он.

Жена стала быстро-быстро что-то объяснять. Он слушал её, но не понимал, что она говорит.

–       Ну, сможет твой водитель? – спросила наконец жена.

–       Что сможет?

–       Встретить Ванечку сегодня. Его сегодня некому встретить из школы.

–       Я сам встречу, – сказал Мравин.

Страшная мозаика сложилась окончательно, когда позвонила секретарша и сообщила, что руководитель собирает срочное совещание для обсуждения внезапного ухудшения ситуации сразу в нескольких регионах.

Следующие несколько часов в памяти Мравина были окутаны туманом.

На совещание он не пошел. Выйдя из здания федерального агентства, он сел в автомобиль и помчался в школу встречать внука. Он посадил Ванечку в машину на переднее сидение, чего никогда не делал, и помчался, следуя указаниям навигатора, в деревню ХХ Московской области. Там он расспросил двух встретившихся на дороге жителей, как проехать к разрушенной церкви, и они очень хорошо запомнили и смогли в точности описать Мравина, так был страшен его вид. Подъехав к церкви, он достал из бардачка фонарик, вышел из машины, вытащил перепуганного внука и повёл его к руинам. Когда-то это была большая каменная церковь, но теперь от неё остались лишь очертания стен без крыши, по которым, однако, можно было догадаться, где была алтарная часть.

–       Подожди, милый! Дедушке нужна твоя помощь! – приговаривал Мравин. – Сейчас, сейчас, где-то тут вход! Постой-ка тут.

Он нашел на полу плиту с выцарапанным на нём изображением рыбы, нашел кольцо, ухватился за него и сдвинул плиту. Под ней действительно оказался ход с каменной лестницей. Мравин включил фонарик, схватил внука за руку и потащил его вниз.

–       Деда, куда мы идём? Деда, я боюсь! – кричал Ванечка.

–    Не бойся, дружок, не бойся! Дедушка плохого не сделает! Ты не шуми! Помоги дедушке! – говорил Мравин, заливаясь слезами.

 Взмахнув фонарем в руке, Мравин осветил дальнюю стену подвала. Оказалось, что подвал очень большой. В центре стоял прямоугольный каменный блок с обточенными краями. Древний алтарь и пол вокруг него были покрыты темными пятнами.

Ванечка словно что-то почувствовал и стал упираться.

–     Деда, пусти! Больно же! – кричал он, но Мравин крепко стиснул его запястье и неумолимо тащил его к алтарю.

Наконец они приблизились к камню. Мравин положил фонарь, одной рукой прижал внука к алтарю, а другой стал шарить по полу, ища нож.

–       Потерпи чуть-чуть, маленький! Сейчас кончится! Уже скоро!

Наконец он нащупал предмет с острым краем.

В это мгновение новая мысль пронзила его ум.

Он отпустил внука, тот убежал.

Мравин взял нож за ручку, замахнулся, ударил себя в грудь и повалился на камень…

7

–       Мы вбегаем. Смотрим, он на камне лежит, – заканчивал свой рассказ дядя Саша. – Ну, думаем, всё, откинулся. Но нет. Нож-то оказался каменным. Чтобы таким ножом убить, нужно не колоть, а резать. И делать это должен другой человек. Самому убить себя таким ножом практически невозможно. Так что Мравин остался жив, только вырубился от страха.

–       А наводнение? – спросил я.

–       Да не было наводнения. Ну, поднялась вода. Потом опустилась. Обычное дело.

–       Но жертву-то он не принёс!

–       Ты чего, не врубаешься? Он по фазе съехал. Не было ничего. Просто совпало.

–       А Гуреев?

–     Гуреев в Париже пьёт белое вино и наслаждается жизнью. За ним особо никто не следит, но он точно жив.

–       И разрыв трубы под  машиной тоже совпадение?

–     Конечно. Ты пойми. Мы же следили за ним. У нас в его кабинете камеры стояли, прослушка. Мы-то видели, что он там сам с собой разговаривает и воду из аквариума на пол льёт. Реально оборжаться. Мы записи сохранили, до сих пор пересматриваем.

–       А как вы узнали, что ему этот элементаль говорил?

–   Ну, нам же стало интересно. Поэтому он как оклемался немного, так мы его допросили. Он всё нам и рассказал.

–       Но… – я прокручивал в голове историю и пытался найти нестыковки.

–     Ты не о том думашь, – сказал дядя Саша. – Ты не на детали смотри, а на смысл. Ему-то казалось, что всё это было на самом деле, и смысл-то как раз в том, что он был готов своим внуком и своей жизнью пожертвовать, чтобы других людей спасти!

Вдруг мой локоть соскочил с края стола, голова моя мотнулась в сторону и я почувствовал себя так, словно на секунду отключился.

Дядя Саша всё так же сидел напротив меня, но что-то в комнате явно изменилось. Наконец я понял: над столом горели обе лампы.

–       Чего? – спросил меня дядя Саша, как будто не расслышал мою последнюю реплику.

Мне тоже казалось, что я что-то говорил, но я не мог вспомнить, что.

–     То есть… эррм… а где Мравин сейчас? – спросил я, чтобы выйти из неловкой ситуации и не дать дяде Саше подумать, что я заснул.

–       Где-то за границей лечится, – ответил дядя Саша. – Ты сам подумай. У него внук был в заложниках! Сам он едва уцелел. Да и несколько участников преступной группы до сих пор на свободе, так что ему сейчас возвращаться опасно. И всё оттого, что он не пошёл на коррупционное преступление. Ему предлагали, а он не брал! А ты говоришь, жулики и воры!

–       Так, может, надо было его поощрить? – спросил я.

Дядя Саша посмотрел на меня недовольно и сказал:

–       Поощрять ты бабу свою будешь. И впредь вспоминай эту историю, когда захочешь рот раскрыть. А сейчас спать. И этого забери, – он кивнул в сторону Пети, и тут я увидел, что тот спит, положив голову на ладони.   

Дядя Саша встал и вышел из комнаты. Я растолкал Петю, и мы пошли спать.

На следующий день я проснулся поздно, когда дядя Саша уже уехал, и я больше с ним не встречался. Когда же я спросил Петю, что он думает об истории, рассказанной ночью дядей Сашей, Петя сказал:

–     Там что-то про коммунальное хозяйство было, да? Трубы какие-то или канализация…

Так я и не смог проверить, что же именно слышал. Тем не менее, история показалась мне любопытной, и я записал её, как запомнил.